Я расскажу про «Простые вещи» и расскажу про какую-то инклюзивную составляющую нашего мира. Кто-нибудь вообще знает, что такое инклюзия? Как мы с этим в мире соприкасаемся?

Инклюзия — это когда все вместе со всеми, если коротко. «Простые вещи» — это инклюзивные мастерские. В нашем случае все — это люди с особенностями в развитии: в наших мастерских работают люди с ментальными нарушениями. Ментальные нарушения — это когда с головой что-то не так, если коротко. Это не физические нарушения, это не нарушения слуха или зрения, это ментальные нарушения: врождённые или приобретённые со временем. К нам начали ходить люди, у которых недавно в жизни появилась шизофрения, и они не знают, что с этим делать: после психдиспансера им очень сложно реабилитироваться и выйти на нормальную работу.

Когда мы создавали мастерские, нам было важно, чтобы у нас не было большого количества социальных педагогов, клинических психологов и ещё каких-то людей с крутым образованием, потому что нам хочется максимально нормализовать это сообщество. Нам не хочется говорить: «Вот этот чувак с особенностями, этот без особенностей, у этого что-то не так, а у меня всё в порядке». Нам хочется создавать профессиональный продукт, нам хочется делать так, чтобы эти люди творчески и художественно развивались, а для этого нужно создавать среду. И большинство наших мастеров, которых тут 12 человек, — это профессиональные художники и мастера, и они несут какой-то свой профессиональный вклад в это ежедневное творчество. Нам важно, чтобы вещи, которые мы производим, покупали не из жалости, а чтобы это было красиво. И чтобы каждый из нас мог гордиться тем, что у него стоит эта кружка, потому что она красивая и имеет социально важную часть.

У нас свободный вход волонтеров и это тоже немного отличает нас от подобных мест. Любой из вас может прийти к нам в любой день с 11:00 до 17:00 и вместе со всеми попить чаю, пообедать, полепить вместе с ребятами, пошить — всё, что входит в общую деятельность каждого дня.

Собственно боль, которую я для себя уловила, учась на 3 курсе клинической психологии, — что люди про взрослых людей с ментальными нарушениями практически ничего не знают. Что сейчас тема аутизма довольно актуальная, но в большинстве своём мы слышим про маленьких детей, и я работала в Москве как раз с детьми. С детьми выстроена крутая система, у них реально есть школы, коррекционные центры, детские сады, тьюторы и очень много разных людей. И примерно на 3 курсе я сама представить не могла, что эти люди вообще-то вырастают. Нас позвали на практику в колледж, где взрослые такие пацаны и девчонки работают, делают какие-то штуки. И когда мы туда пришли, не увидев ещё людей, которые там учатся, завуч этого чудесного заведения нам сказал: «Ну, такое дело, вам нужно ходить в неприметных одеждах и только по двое». Я перепугалась жутко. Ясно, что я не очень большого размера, чтобы защищаться и каким-то образом бороться в коридоре за свою жизнь с этими ребятами, взрослыми людьми с ментальными нарушениями. Но было очень страшно, хотя у меня есть огромный опыт работы с людьми в плане того, что я вообще понимаю, что с людьми происходит. И столкнувшись с этим страхом, я решила с ним побыть, три месяца в этом колледже «поволонтёрила» и поняла, что вообще ничего страшного нет, что главное найти точку входа. Я должна была учиться в институте на специальном факультете, меня должны были каким-то чудом распределить в этот колледж, и тогда на 3 только курсе я сообразила, что эти дети растут. Очень сложный вход. Любой из вас не может туда прийти, если у вас нет соответствующей бумажки. Хотя людей вокруг нас разных много, и многие из них физически и внешне не отличаются ничем, они отличаются ментально, и эта ментальность нас пугает, потому что мы ничего не знаем про них. Она пугает, потому что это не всегда понятное поведение в метро, на улице, где-то ещё. Как правило, эти взрослые люди остаются сидеть дома, потому что структуры и какой-то среды ещё нет в правильном понятном ключе.

В целом, «Простые вещи» — про принятие. Ты мой друг, и я твой друг, и все мы такие молодцы. Мы стараемся максимально не знать диагнозы людей, с которыми работаем, и волонтёрам никакой инструкции на входе не говорить. У нас есть одна девочка, которая не слышит, и волонтеру я объясняю, что с ней можно переписываться на бумажке. Всё остальное — это то, как ты воспринимаешь любого человека, то, как ты его видишь, и как просто ты подходишь к какому-то незнакомому парню и пытаешься понять, как с ним лучше. И сейчас, когда «Простым вещам» больше года, я могу сказать, что эта штука действительно работает. Что любой человек, который заходит в пространство, уже понимает, куда он пришёл, и в целом готов к разным изменениям собственного воображения. Он начинает взаимодействовать с ребятами и проверяет свою собственную грань комфорта. Если ко мне слишком близко садятся — мне некомфортно, я могу отойти. Если ко мне кто-то подошёл и приблизил своё лицо — мне некомфортно, я отойду. И это про моё право быть в контакте ровно столько, сколько я хочу и могу. И «Простые вещи» — это про то, чтобы воспринимать себя немного иначе. Это довольно сложная схема, но если коротко, то мы стараемся стать социальным бизнесом, чтобы эта «штука» была устойчивой, и вне зависимости от государственных изменений мы оставались на плаву.

Открылись «Простые вещи» на президентский грант: мы закупили основное оборудование, у нас были зарплаты на год. Зарплаты наши закончились, грант, собственно, тоже. Мы взяли ещё несколько каких-то премий и сейчас стараемся с продажей продукции выйти на какой-то уровень самоокупаемости. Понятно, что всё равно мы не можем полностью самоокупаться, потому что производительность там чуть меньше, чем в обычных мастерских, но в целом за счёт пожертвований и продаж мы можем рано или поздно выйти на этот уровень.

Как это происходит? Вот есть ребята взрослые, которые закончили школу, их наверняка не взяли в колледж. Или взяли, но не очень понятно, куда после этого колледжа идти. Они приходят к нам и начинают работать по пяти направлениям. Они могут каждый день выбирать разные, то есть у нас нет такого, что ты, пока 6 чашек не слепил, из-за стола не выйдешь. Ты меняешься, можешь чайку попить, в общем, как на нормальной работе — если тебе не нравится работать, то ты можешь поменять что-то. Так же происходит здесь — человек выбирает. У него есть расписание, но это расписание, скорее, для его собственного поддержания структуры.

Что происходит? Вот ребята что-то лепят, шьют или делают из дерева, и мы стараемся это продавать. У нас есть два канала основных продаж — это розничные продажи и корпоративные подарки. Это когда мы выходим на крупные компании и делаем для них корпоративные подарки партнёрам на Новый год, например. Первым нашим крупным заказчиком была IKEA, мы для них сделали подарки партнёрам к Новому Году — это было очень круто. Мы поняли, что эта тема может быть интересна людям, потому что мы делаем красивый продукт, качественный, и в целом он не вызывает ощущения, что просто надо как-нибудь ребят поддержать. Мы стараемся максимально из этой темы выходить и делать так, чтобы наши вещи не покупались из жалости.

Сейчас у нас есть 5 направлений, 4 из которых запустились к 23 февраля прошлого года, а пятое запустилось в декабре прошлого года. Столярку мы открыли благодаря краундфандингу и ещё одному президентскому гранту. Сейчас во всех этих мастерских работает около 50-ти человек с ментальными нарушениями. У нас есть два пространства — оба на «ваське». И у нас работает, как я уже говорила, 10 профессиональных художников и 50 взрослых людей с ментальными нарушениями. Мы пытаемся партнёриться со всякими ребятами и фракциями, которые разделяют мусор, и делаем экомешочки, делаем разные доски — в общем, любую айдентику под формат.

Художественная мастерская у нас работает таким образом, что ребята, профессиональные художники, задают какую-то тему. Например, у нас сейчас есть заказчик — спа-салон, и у нас есть задача рисовать веники. Мы распечатываем тысячу видов веников: берёзовые, липовые. Ребята смотрят на эти картинки веников и пытаются своим взглядом немножко сообразить и сделать из этого какую-то айдентику. Выглядит это очень смешно. Однажды мы делали самый такой смешной заказ, когда была конференция для тренеров больших компаний с темой «Управления выбором — выбор управления». Вот приди и объясни, что я должен нарисовать тебе, мой друг. В результате получилось классно, потому что эти люди на нашу базу рисунков посмотрели и сказали: «Ладно, вот этот лось и вот этот медведь нам подходят». И я ездила на эту конференцию, читала лекцию и удивлялась всем этим людям, которые ходят с нашими сумками, где нарисован лось, и написано «Управление выбором — выбор управления». Очень весело.

Никита
Никита — человек, который научил меня понятию личного пространства. Точнее говоря, Никиту однажды научил понятию личного пространства наш волонтёр. Никита — это такой высокий статный парень, он занимается на конях и ещё кучей всяких дополнительных занятий. Он физически очень крепкий, и вот он — автор большинства наших рисунков и вообще прекрасный парниша. Но у него есть одна особенность (хотя это не только его особенность) — он очень любит девушек, и он, когда их любит, когда любых новых девочек замечает, он к ним подходит в упор и начинает задавать вопросы: «Как тебя зовут? Какая твоя фамилия? Когда ты родилась?» Он тебе при этом по году и дате выдаст, какой это был день недели. У него эта система работает и в прошлое, и в будущее. Мы часто проверяем его. Дальше начинаются вопросы типа: «А во франции были? А в испании были?» Мы поняли, что после двух «нет» человек от тебя отходит, но часто к нам приезжают люди, которые были во всех странах. И тогда это может действительно затянуться. А дистанция уменьшается и уменьшается. Девушки не знают, что им делать, и одна из наших волонтёров однажды не выдержала и начала объяснять Никите, у которого аутизм, что такое личное пространство. За 21 год это первый человек, который вообще решил ему об этом сказать, потому что все думают, что у него особенности, поэтому он, наверное, этого не понимает. И тут Вика очень чётко ему говорит: «Слушай, у меня личное пространство чётко вот так вот, ближе ко мне не надо подходить». И с этим понятием личного пространства Никита очень долго фрустрировался и ко всем подходил и спрашивал: «А это личное пространство? У вас есть личное пространство?» При этом он не спрашивал, что такое личное пространство, просто: «Личное пространство?» Я не знаю вообще, утверждение это или вопрос. И когда Никита всё-таки на третьем вопросе спрашивает про личное пространство, я просто киваю со всех сторон: «Просто скажи, что это личное пространство», и он после этого уходит. Ему понадобилось на это месяца полтора. Он за эти полтора месяца спросил просто нас всех. Это было очень сложно.

Сейчас у Никиты есть такой ритуал: когда он прощается, он руку протягивает, и ты можешь пальчиками немножечко коснуться его пальчиков, и после этого он уйдёт. И это невероятный человек, который учит нас всех этому личному пространству, и который на самом деле очень не любит людей, которые перетягивают на себя внимание, он прям напрягается. Он один раз врезал парню за то, что тот решил мастера приобнять, а это Никитин любимый мастер.

Мы сначала не могли понять, кто именно его раздражает, и мы поняли, что люди, которые привлекают на себя много внимания и саботируют пространство, прям сильно выводят Никиту из себя. Мы очень долго спорили, будет ли у нас музыка в мастерской, и Никита каждый раз говорил: «Выключи эту музыку, Маша. Выключи эту музыку, уже не могу». И мы выключали, но постепенно начали его приучать, потому что музыка помогает пространство делить. У нас мало места, музыка помогает всем разговаривать и не вмешиваться в диалоги других. И вчера играла какая-то музыка, а Никита сидит, смотрит на меня и говорит:

— Маша Грекова, хорошая музыка.

— Да, ничего.

— И мне нравится.

Это про какие-то глобальные изменения в этом человеке.


Миша
Вот наша бригада керамистов, которые делали чашки для кафе в Оранжереи Таврического сада. Для них это был такой выход в свет. Представляете, вы, известный керамист, слепили чашки для известной кафешки, и вам в этой кафешке наливают кофеёк в эту самую чашку. Это было что-то фееричное. И Миша обычно не любит кофе пить, а тут его спрашивают:

— Будешь кофе?

— Не, ну ради эксперимента, конечно, я бы попробовал.

Мы стараемся с ребятами куда-то выходить, но когда они что-то для кого-то делают, мы максимально их знакомим с этими людьми, чтобы ребята понимали, куда это всё уходит.

Миша, наверное, мой самый любимый товарищ в этих мастерских, потому что добрее человека в своей жизни я никогда не встречала. Миша — профессиональный художник, его папа — член Союза художников России. И он очень хочет, чтобы Миша пошёл по его стопам, и всё у него было классно.

— Миша, нарисуй, пожалуйста, что-нибудь про Петербург.

— Маша, да-да, конечно, сейчас нарисую.

И рисует, значит, Петербург, а сверху инопланетянина. Это вообще его фишка. Он везде рисует инопланетян. У нас была задача нарисовать каких-то зверей, и у него там зайцы бегают по полю, и всё так прекрасно, потом мы поворачиваемся — и вокруг этих зайцев такие ребята зелёненькие. Ну и мы просто приняли это, человек очень хорошо знает, с кем он общается, и всё супер.

Миша уникальный тем, что он супер добрый. Он всех всегда поддерживает и точно знает, что ты умеешь рисовать, кем бы ты ни был. Однажды была такая история, когда они сидели в керамичке вместе со Славой, который вообще ничего не любит кроме рисования. И рисовать он любит только то, что он хочет, а не по заданиям. И тут Славу затащили в керамичку, и он там лепил чашки. А Слава очень чёткий парень, у него классно всё с визуальным воображением. Он очень быстро эти чашки так ровно делал и такой говорит: «Вот, я сделал 6, а ты только одну». И Миша говорит: «Так круто, Слава, что ты сделал». И так искренне за него порадовался, всем сходил рассказал: «Слава-то 6 чашек сделал, представляешь, какой молодец! Вот это да!» И это круто, я не знаю больше таких людей. Я сама так искренне не могу за других радоваться, чтобы прям ходить и всем рассказывать.

Макс
Есть у нас традиция, она называется «Коммуналка». У нас нет какого-то специального обслуживающего персонала, но у нас есть повар, который учит ребят готовить. И каждый день после занятий мы выдвигаемся в «Пятёрочку», которая автоматически инклюзировалась — ей, в общем-то, деваться некуда. Мы идём компанией из 5-6 человек, покупаем все продукты, всё это взвешиваем, идём на кассу, и дальше происходит процесс общего приготовления обеда. И это такой интересный процесс взаимоотношения с едой. Я прям беру помидор, я вот прям его со всех сторон беру... И это очень круто, и удивительно, что многие люди лет 35-ти не знают, что такое магазин, как это вообще покупается, как резать правильно огурец, как надо морковку тереть на тёрке. Какие-то очень простые для нас вещи становятся ежедневными открытиями. Когда мы фруктовки начали шить и стали не в целофан овощи складывать, а в эти мешочки, было очень смешно. Потому что чуваки одной рукой накладывают всё в целофан, в другой руке у них мешок, я стою на кассе. Они видят меня, вспоминают про мешок и вкладывают целофан внутрь мешка.

Сейчас есть несколько ребят, которые самостоятельно ходят в магазин. У нас есть Макс, он варит кофе всем, он говорит мне: «Маш, что-то молоко закончилось, скинь мне деньжат, я схожу молока куплю». Это нормальная такая штука, Макс спокойно ходит. Как-то раз Макса отправили за булгуром. Булгур — это довольно традиционная для нас еда, потому что он быстро готовится. Повар спрашивает:

— Макс, ты знаешь, что такое булгур?

—Конечно, знаю!

И идёт в мазагин, а за ним пошёл оператор, это было очень смешно. Представьте себе: огромная витрина с крупами. В одном конце булгур, в другом — Макс: «Бургур, бургур... Что это вообще такое?» Вернулся через 15 минут (магазин в соседнем доме) с пачкой булгура, был абсолютно собой доволен. А когда мы сказали, что для обеда нужно 2 пачки, сказал, что никогда больше «за этим вашим бургуром» не пойдёт.

Есть у нас швейная мастерская. Она довольно сложная, потому что никто из ребят не умеет шить на машинке, и я вот тоже не умею шить на машинке. Но зато мы придумали формат, когда ребята вышивают. И они вышивают классные принты, у каждого есть свой собственный эскиз, который он вышивает. У Никиты, про которого я говорила, всегда должны быть сердечки.

И у ребят это получается, потому что это очень простые операции. Мы разбиваем создание кружки на составляющие: вот ты взял комок глины, раскатал его в пласт, дальше ты сложил его в форму цилиндрическую, приклеил дно, ручку — и готово. Когда мы в целом думаем, что нужно сделать кружку — это сложно. Когда мы говорим: «Слушай, раскатай пласт» — это уже проще. И так со всеми операциями. Мы всё разбиваем на кусочки и ребятам проще воспринимать. Вот вышивание происходит достаточно медитативно, вчера на вышивке у нас ребята уснули просто.

Слава
Есть Слава — монохудожник, я его так называю. Человек, который рисует конкретных персонажей, и называет их «гражданами Ленинграда» или просто «гражданы». Эти «гражданы» одинаковые все, у них цилиндры, усы, кто-то в очках. Всё бы ничего, но они в таком виде появляются в любой сцене. Они спасают Петербург, они пошли в бассейн, они на пляже, едут на дачу, ещё что-то... Они всегда одинаковые: иногда они в плавках, но у них всегда есть цилиндр, усы и очки. Чтобы мы ни делали, «гражданы» никогда из славиной жизни не выйдут, и это круто, потому что у них есть художественная ценность. Когда мы только начинали, у Славы были только эти мужчины «гражданы», но потом, видимо, произошел гендерный прорыв, и в мае появились девицы. И мы долго спрашивали, кто это вообще такие, а он: «Кто-кто... девчата!» Так появились «гражданы» и «девчата».

Когда ты просишь Славу протереть со стола, он может долго сомневаться, ходить из угла в угол, поплакивать иногда, а потом скажет: «Я вам не уборщица!!!», и уйдёт. Но в целом он знает, что он умеет делать в жизни, и всё остальное ему чуждо. Нормальная тема. Если меня попросить стол сколоть, я вам тоже скажу: «Слушайте, я вам не слесарь», и всё будет нормально.

И вот Слава с Никитой играют в «Что? Где? Когда?», в «Свою игру», и ещё у них есть какие-то игры — они на память. Я не знаю, как это работает. У меня нет таких ментальных особенностей, они на память умудряются задавать вопросы, отвечать на них, и это всё с абсолютно полным подражанием голосу ведущих разных передач. Они отвечают, они заполняют огромную турнирную доску, где Слава своим идеальным каллиграфическим почерком пишет, у кого сколько баллов. И это безумие полное, потому что иногда игра продолжается каждый день на протяжении 3-х месяцев! Раньше Слава за столом, когда все набивали рот едой и ели, вдруг вспоминал, что он тут на днях выучил энциклопедию и знает все страны наизусть по алфавиту и их флаги.

Мы рисовали календарь про счастье. Очень тяжело объяснить людям с ментальными особенностями, зачем начинать рисовать новогодний календарь в начале сентября. Особенно если вы хотите, чтобы там были снежинки и снежок. Вообще невозможно. И мы решили, что мы на всю эту зимнюю пропаганду не будем делать календарь, а просто сделали календарь про счастье. Но это было очень тяжело. Объяснить, зачем нам календарь в сентябре, было просто нереально. У нас каждый день была битва, в конце которой Никита просто сказал: «Я ненавижу счастье. Маша, я тебя ненавижу тоже». Маша, наш художник, обиделась немножко и говорит: «Ну давай переиграем. Может быть, ты в другую мастерскую будешь ходить?» Он подумал и говорит: «Ладно, навижу». Ну как-то реабилитировался более или менее. Они всё-таки этот календарь сделали с огромным трудом. И мы эти календари раздарили домой. И вот, я представила застолье: сидит мама, тётя, бабушка и дедушка. И мама, например, рассказывает: «А это Никита нарисовал», и показывает календарь. И Никита такой горделивый: «Я нарисовал». И тут до них дошло, зачем нужен был календарь — собственно для этого всего процесса, чтобы потом мама сидела и говорила. И это было очень круто, но это осознание пришло к ним в феврале примерно.

В январе у нас произошла беда, потому что пришли ребята с каникул и начали про календарь затирать. Слава очень был замотивирован счастливым календарём. В общем, у нас сейчас уже лежит четыре нарисованных варианта календаря на 2020 год. Они сделали это за 2 недели без нашей помощи. Слава идеально чертит, без линейки. Он очень ровно расчертил все месяца, это было просто супер. Они потом устроили баттл. Они с Никитой периодически друг против друга стоят и такие: «Январь — счастье кататься на ватрушках», «Январь — счастье смотреть "Что? Где? Когда?"». Никита периодически ко мне подходит и спрашивает:

— Маша Грекова, ты же напечатаешь мой календарь?

— Да, Никита, не раньше ноября.

— Нет, нужно напечатать до моего отпуска.

А он в отпуск на всё лето уходит.

Слава, когда ошибается, эти рисунки прячет и никому не показывает. Мы нашли идеально нарисованный рисунок, и тут на 21 февраля у него рука дрогнула, и он немножечко единичку сдвинул — всё, эта картинка уже ушла, её больше не существует. Он рисует точно такую же и полностью чётко вырисовывает эту правильную свою компановку. И это обалдеть! Это тот уровень перфекционизма, о котором вообще ни в сказках сказать... В нашем современном ленивом мире мы возьмём ластик и подотрём что-то, а здесь человек чётко знает, что продукт должен быть качественным. Влево-вправо быть не может.